Смотритель шкловского еврейского училища Яков Пескин под присягой показал, что контора состоит в зависимости от шкловского кагала и платит ему за монополию продажи вина, за устранение подрывов и за повышение цены на водку от 1.500 до 2.000 руб. в год. Деньги эти вносятся кагальным: Генкину, Гуревичу, Нисельсону, Аскинази и Давиду Лифшицу, а также цеховому старшине. Кагал, в свою очередь, защищает контору от подрывов, и, в противном случае, лишается права на вознаграждение; а поэтому, в случае обнаруженного подрыва, кагал своей властью или заставляет то лицо мириться с конторой, или же принимает демарш посерьезнее: начинает преследовать такого человека, облагает его херемами (анафемами), проклятиями, исключает из еврейской среды, а в случае упорного сопротивления решается на инквизиционное убийство. Хотя и контора в таких случаях не остается равнодушною, но исполнителем всех этих мер является кагал, который, в случае нужды, доставляет ей даже солдат с барабанами для экзекуции, как это случилось в зиму 1873 г. с одним бедняком Каганом, осмелившемся продать дешевую водку, о чем известно жандармскому капитану Клюеву. Тем не менее все эти проделки кагала, в главе коего стоят названные Несельсон, Гуревич и другие, все испытанные мошенники, в глазах простого народа остаются незаметными, так как в глаза бросаются исключительно одни только конторские, но не кагальные. Хацкель вредил конторе подвозом дешевой водки, кагалу же своими доносами на покупку им беглых солдат для сдачи в рекруты, на подделку лет в метриках у раввина, на совершение ложных присяг, на продажу резниками дохлых коров, что особенно вредило коробочному сбору, на продажу табаку с подложными бандеролями [акцизными марками] и т.п.
Затем в особо подданном отзыве Яков Пескин объяснил, что Пороховник, необученный никакому ремеслу и не получивший образования, должен был сделаться арендатором корчмы; но тут стал терпеть неудачи: первая и вторая корчмы были от него отобраны, так как явились люди, предложившие за аренду большую плату. Хацкель взял третью корчму, но в ней он прежде зарыл свое состояние, а потом чрез нее зарыли в землю и его самого, потому что, как только он сделался арендатором этой корчмы, то тогдашний содержатель Шкловской питейной конторы, боясь подрыва Хацкелем торговли конторы, постарался не выдавать ему патента, на что Хацкель сначала жаловался властям в Могилеве, а потом сенату, который уважил его жалобу.
Шкловский кагал, получающий от конторы ежегодную плату за повышение цены на водку, не мог оставаться равнодушным к Хацкелю и его корчме и начал преследовать его косвенными путями. Хацкель вынужден был вести постоянные судебные дела и разорился. Не имея более денег на покупку водки и на получение патента, он вступил в товарищество с евреем Мипдацном. Между этим товариществом и конторой возникли споры, которые разбирал показатель, будучи тогда раввином, и окончившиеся тем, что содержатель конторы, ради удовлетворения Хацкеля, обязался платить ему с условием, чтобы Хацкель только жил в корчме, а не торговал. Хацкелю платили эти деньги, пока показатель состоял раввином; после же прекратили эту плату, и кагал стал думать, как бы избавиться от Хацкеля. Ему положил в карман еврейское богомолье, и свидетели ложно присягнули в том, что он украл богомолье, за что Хацкель был заключен в тюрьму на три месяца. Потом кагал устроил ему такое же дело с каким-то пакетом, имея при том намерение подвергнуть более продолжительному заключению. Хацкель открыл [раскрыл] «дело Крюкова», но услыхав, что 12 лиц, ложно присягнувших, присуждены к тюремному заключению, он забежал к показателю, сказав: “Да, дело дрянь: кагалом уже отмечено, что они все 12 умерли, а один из них отец Блудштейна” [т.е. отмечены в кагалом в ревизской сказке как умершие – Прим. ЛВН]. Далее Хацкель сообщил показателю, что он, доказывая свою честность, подавал прошение прокурору, губернатору и председателю палаты [судебной – Прим. ЛВН], а в Шклове разгласили, что он подал донос на купцов. В другой раз Хацкель рассказывал, что он, будучи сердит на торговца табаком Шендерихина, привел к нему акцизного чиновника, при котором купил табак под низкою бандеролью [фальшивой акцизной маркой – Прим. ЛВН], и что Шендерихин, чрез Богузу, желал откупить этот табак с барышом. На следующий день Хацкель рассказал показателю, что Шендерихин хотел разбить ему голову и сказал: “Будет тебе место под мостом”. В это время весь кагал восстал против Хацкеля, который несколько раз говорил: “Боюсь разбойнического кагала”. В течении целого месяца Хацкель не ел по суткам; забежит к показателю, возьмет кусок хлеба с селедкой или чарку водки и уйдет; иногда, встретив показателя на улице, просит: “Дайте несколько копеек, умираю – уже двое суток не ел”. В последнее время он зарабатывал от мясников, дававших ему рубль или два за то, чтоб он не доносил на продажу ими мяса от дохлых коров. Хацкель рассказывал, что раз в резнице встретил его кагальный десятский Кречмер, схватил его за горло и хотел задушить, но Хацкель вырвался и скрылся. В другой раз рассказал, что его хотели убить двое русских в то время, когда он был в Корниловке, в доме, где производилась безпатентная торговля вином, о чем Хацкель многократно доносил председателю казенной палаты и акцизному управлению. Во время праздников Кущи Хацкель в последний раз виделся с показателем и сказал, что у него есть деньги и что поедет в Петербург судиться с кагалом на счет своей корчмы, и тогда же передал, что Нисон Блудштейн советовал швагеру Хацкеля, Мееру Шустеру, отравить Хацкеля, говоря, что это дело богоугодное. После этого Хацкель исчез, и в Шклове пронесся слух, что он убит в доме Богузы. Хацкель Пороховник был здорового телосложения, силач; для убийства его нужна была совокупная сила нескольких человек и напасть на него пьяного, иначе он бы отбился от всех.
Кагал есть сборище мошенников, которое вследствие разных условий замкнутой еврейской жизни образовалось, укрепилось, захватило силой общественное управление в свои руки и разными хитростями и мошенничествами эксплуатирует, грабит евреев и прямо действует во вред правительственным целям и стремлениям, превращая законы и правительственные постановления и распоряжения в мертвые буквы. Шкловский кагал, а после него Бердичевский, суть два главных кагала России; из них первый самый главный, более влиятельный и многосложный по своим действиям. Кагал, захватив раз и навсегда общественное управление в свои руки, влияет на все общество и может заставить всякого подчиниться ему, прибегая для этого к угрозам, подкупам, проклятиям, преследованиям, отдаче в рекруты, экзекуциям, барабанному бою, инквизиционным пыткам и т.п. Он до такой степени держит всех в ужасе и страхе, так ловко заставляет каждого налагать печать молчания на уста, что каждый боится проронить лишнее словечко, каждый говорит осторожно, так как знает, что инквизиционный суд может его приговорить к лишению всего достояния, к пыткам и даже к смерти. Сила кагала наводит на всех панический страх, потому что каждый дорожит своим материальным благосостоянием, а тем более жизнью.
Сведения эти об отношениях конторы и кагала к Пороховнику подтвердил спрошенный под присягой жандармский унтер-офицер Андрей Аникьев, который показал, что, состоя на службе в м. Шклове лет шесть, он знал Пороховника хорошо. Он когда-то содержал корчму, но она была отобрана от него по суду. Хацкель, в свою очередь, узнав, что некоторые шинки в Шклове торгуют вином, получаемым от конторы, без патентов, сообщил об этом свидетелю и акцизному начальству, вследствие чего и были составляемы акты. Сверх того он раскрыл «дело Крюкова», которое заключалось в том, что Крюков, еврей чужого общества, был сдан в рекруты шкловским обществом за своего (это было в 1870 или в 1871 г.). Еще Хацкель содействовал обнаружению злоупотреблений бывшего шкловского старосты Несельсона по делу о растрате им 1.300 руб. общественных денег, вследствие чего Несельсон был смещен, но впоследствии выбран опять. Об этом тоже производилось следствие. Все это возбудило против Хацкеля всеобщее негодование евреев, и он подвергся от них разным преследованиям. Так года четыре назад (1870 г.) в окрестностях Шклова в корчме были убиты три еврейки, то шкловские евреи хотели обвинить в том Пороховника, и свидетель сам видел, как они толпой заставляли Пороховника держать головы трупов по тому существующему у евреев поверью, что если убийца возьмется за голову убитого им, то потечет из трупа кровь. Когда же Пороховник взял за голову сначала труп матери, а после трупы дочерей, то все евреи кричали, что течет кровь. Но бывший тут надзиратель Славинский заметил, что кровь и прежде текла; в толпе этой свидетель заметил Несельсона, о котором тогда не знал, что он такой влиятельный человек, а также Шльому Гуревича, Меера Кречмера, Цадика Любина и Субботина. Однако по этому делу были обнаружены убийцы – солдаты углицкого полка, а не Пороховник. Еще до этих дел Пороховнику в конторе подложили в карман богомолье и заявили, что он украл его; в проделке этой, как Пороховник сам рассказывал, участвовали служащие в конторе Кроль и Бобров. Пороховник за это богомолье был присужден к тюремному заключению. Затем в апреле 1873 г., он взят был в Шклове с привезенною из шпаровской корчмы водкой. Его доставили было в становую квартиру, но туда же прибыл по требованию Пороховника и показатель, и видел его связанным и избитым. На дворе показатель встретил Кроля и Боброва, на которых Хацкель жаловался, что они нанесли ему побои. Кроме этих лиц, на дворе становой квартиры собралась толпа народа. Пороховник лежал связанный на земле, лицо и рубаха его были в крови. По этому случаю становой пристав составил акт о задержании Пороховника с водкой. Тогда же призывали фельдшера Цукермана, но тот объявил, что боевых знаков у Пороховника нет. После этого Пороховник доносил на безбандерольную [безакцизную, т.е. незаконную – Прим. ЛВН] торговлю табаком и на убой больных коров. Однажды свидетель, идя по рынку, встретил Пороховника; он бежал из резницы [помещение для разделки туш – Прим. ЛВН]; лицо его было синее, вид испуганный, рубаха разорвана. Он говорил, что в резнице Меер Кречмер (кагальный десятский) хотел его задушить, но кто-то отбил его. Портной Годин, дня через два, тоже заявил об этом свидетелю, объяснив, что Пороховника отбили резники. Тот же Годин рассказал, что когда Пороховник освободился из рук Кречмера, то последний, ударив его рукой по плечу, сказал: “Ну, Пороховник, полно – тебе не долго жить”. Это было 29-го сентября 1873 г. К сему свидетель добавил, что об этом он заявил по начальству, но случай этот, пока жив был Пороховник, не представлялся важным.
Залман Равман под присягой показал, что кагал не есть управление, выбранное обществом, а это совокупность людей, захвативших в свои руки власть общественного управления. Питейная контора платит кагалу рублей 22 или 26 за право продавать водку дороже, чем в других заведениях; если бы она не платила кагалу, то лишилась бы покупателей.
Двоюродный брат убитого Хацкеля, Исайя Пороховник, без присяги показал, что Хацкель еще задолго до своей несчастной кончины открыл шинок в Шклове и продавал вино дешевле, чем шкловская питейная контора, за что и подвергся различного рода гонениям: контора судилась с ним, таскала его по острогам и т.п.
Спрошенные под присягой: Миндлин, Столяров, Альтон, Шерман и Пескин отозвались о поведении Богузо неодобрительно, как о первом мошеннике, от которого можно ожидать всего грязного; это человек без религии, совести и человеческих чувств.
Могилевская палата уголовного и гражданского суда, рассмотрев 4-го июля 1875 г. настоящее дело, определила:
- Арона Беркова Ятвицкого, 29-ти лет, Ицку Калманова Адельского, 26-ти лет, и Ицку Мойшева Славина, 30-ти лет, признать, по собственному их сознанию и по обстоятельствам дела, виновными в убийстве мещанина Хацкеля Пороховника, совершенном в уединенном месте, куда он был заведен убийцами по предварительному между собою соглашению вследствие подкупа другими лицами, и из них Адельского и Славина, на основании 13, 119, 134, 135, 149, 1452 (по продолж. 1871 г.) и 1453 статей уложения и 1-й статьи воинского устава о наказаниях, а Ятвицкого, на основании тех же статей и 152-й ст. улож. и приговора временного военного суда, состоявшегося 25-го апреля 1874 г., коим Ятвицкий за кражу со взломом первого рода во второй раз присужден к лишению всех особенных прав и преимуществ и отдаче в военно-исправительные арестантские отделения на четыре года и шесть месяцев, лишить всех прав состояния и сослать на каторжные работы в рудниках (3-й степ. 19-й ст. улож.) на двенадцать лет с последствиями по 25-й ст. улож.
Рядового первой статьи могилевской уездной команды Елью Бельчикова, 24-х лет, признать невиновным в убийстве, а по собственному его признанию виновным в недонесении о содеянном преступлении и, на основании 126, 149 и 138-й ст. улож. и 6 и 56-й ст. воинского устава подвергнуть одиночному заключению в тюрьме на два месяца и две недели с зачислением в разряд штрафованных с условием по 69-й ст. воинского устава.
Могилевского мещанина Зевеля Меерова Богузу, 41-го года, признать по обстоятельствам дел виновным в подговоре к убийству Хацкеля Пороховника и на основании 13, 120 и 1454-й ст. улож. лишить всех прав состояния и сослать на каторжные работы в рудниках на четырнадцать лет с последствиями по 25-й ст. уложения.
Могилевского мещанина Израиля Яковлева Шендерихина, 37-ми лет, по обвинению в подговоре посредством подкупа на убийство оставить в подозрении с последствиями, как неодобренного в поведении, по 315-й ст. т. XV кн. 2.
Чаусовского 2-й гильдии купца Ефроима Лейбова Фундалинского, 44-х лет, по обвинению в подговоре на убийство, оршанского мещанина Германа Фейгина, 40-ка лет, по обвинению в сокрытии преступления, земледельца Хайма Шапиру, 43-х лет, и мещанина Мордуха Беренштейна, 39-ти лет, Симона Година, 35-ти лет, и Меера Шустера признать виновными в недонесении о совершившемся известном им преступлении и на основании 126-й ст. улож. подвергнуть тюремному заключению на три месяца.
Относительно кандидата прав Михневича, мещан Берки Боброва и Залмана Быховского, земледельца Шмуйлы Кацмана и рядовых углицкого полка Волохова, Мельцера и Будинкова, по голословности возведенных на них обвинений, дело производством прекратить.
Губернский прокурор в поданном на это решение протесте объяснил, что, по точному смыслу 120-й ст. улож., Богуза подлежит высшей мере наказания по 2-й ст. 19-й ст. улож, в прочих же частях губернский прокурор согласился с решением палаты.
(Перепечатано из “Голоса”, 1876 г., № 68)